Пролог.

До слуха лежавшего на спине юноши еще долетал шум затихающего боя. Его широко раскрытые глаза все еще видели солнечный свет. Видели деревья враждебной ему Азшары, сполохи зеленой скверны на багровом небе. Его обоняние еще улавливало аромат нагретой земли и металлический запах свежепролитой крови. Но для него уже не существовало ни прошлого, ни будущего. Для него существовало лишь настоящее, сжатое до одного мгновенья, до одной пульсирующей болью точки между четвертым и пятым ребрами с левой стороны груди. Там, вошедшая практически по оперение, торчала черная орочья стрела. Паладин Альянса, молодой человек с длинными льняного цвета волосами, которые сейчас свалялись от пота, крови и грязи, протяжно застонал, выдув на губах большой кровавый пузырь, и рукой в латных перчатках попытался схватиться за оконечье стрелы. Рука бессильно упала, лязгнув металлом перчатки.
А потом паладин увидел свою Смерть. Смерть стояла в трех шагах и взирала на него большими глазами цвета весеннего неба. В этих глазах не было ни радости победы, ни триумфа, ни жалости. На него смотрели бесстрастные глаза убийцы. Ветерок играл распущенными черными волосами Смерти, трепетавшие листья деревьев отбрасывали причудливые тени на оливковую кожу. Смерть опиралась на большой, под два метра, компаунд, в руке ее холодным металлом поблескивал мизерикорд.
«Свет милостливый, Свет всепрощающий…», — начал было читать молитву юноша, но закончить не успел, почувствовав холод металла на шее над латной пластиной. А затем померк и солнечный свет, боль в груди, вспыхнув в последний раз, отпустила. По щеке скатилась одинокая слеза.

— Сестра Джайнси, ты закончила? – долетели до слуха охотницы, стоявшей на коленях перед телом мертвого паладина, слова капеллана Терцилия.
— Вполне, брат, вполне, — орчиха поднялась на ноги и тыльной стороной ладони отерла окровавленный рот. – Вкусненький попался мальчик, хихи.
Нет, она не была ни вампиром, ни бруксой, ни, упаси Темные Боги, гулем, ее никогда не кусал нетопырь. Однако, после нечестивого ритуала ее возвращения в Черный орден, когда капеллан показал ей всю бескрайнюю силу и мудрость Хаоса, когда она, наконец, после долгих скитаний обрела Тьму в своем сердце, она стала иногда пить кровь своих жертв. Но не как пищу телесную, а как пищу духовную, позволяющую потушить пылающее в груди пламя злобы и ненависти, лютую жажду убийства. Впрочем, так делали все братья и сестры Черного ордена Хорде Маллеус.
— Брат Боу, попрошу портал. Кто со мной? – Терцилий обвел глазами свой небольшой отряд. Бойцы ордена по одному начали входить в мерцающий овал, но Джайнси осталась на месте.
— Капеллан, у меня… кое-какие дела в Оргриммаре, — хитро блеснув глазами, произнесла охотница.
— Добро, сестра, до встречи, Вечная Ночь! — Терцилий последним шагнул в телепорт, захлопывая его за собой.
— Вечная Ночь! – эхом отозвалась Джайнси.

А потом развернулась на каблуках и, беззаботно насвистывая, вошла в ворота столицы Орды, шутливо козырнув стражнику. Стражник, пожилой оргриммарский рубака, проводил охотницу долгим взглядом. Смазливая молоденькая орчиха с большущими голубыми смеющимися глазами редкого для орков лазурного оттенка… и кровавой полосой в углу рта. Страж отвернулся, стараясь прогнать из головы жуткую картину, свидетелем которой он стал десять минут назад, картину, которую он бы предпочел никогда не видеть…
Под багровым небом Азшары осталось лежать бледное тело юноши с льняными волосами…

Глава 1. В которой Джайнси оскорбляют, она обнажает оружие и чудом избегает сурового наказания.

Был полдень, когда этот тип привязался к ней. Джайнси как раз входила в аллею Чести, когда на нее налетел, чуть не сбив с ног, пьяный гоблин. Паршивец был одет в расхлёстанный нарядный камзол, расшитый золотым позументом, на его пузе поверх пикейной жилетки сверкала золотом толстенная цепь. Франтоватый цилиндр был напялен задом наперед и залихватски съехал на бок. Как уже отмечалось, гоблин был пьян в стельку, в сосиску, в сопли, а может даже в дрова.
— Милсдарня орчиха, разрешите припасть к ручке, — заплетающимся языком прогнусил гоблин и попытался приподнять цилиндр, да только окончательно его уронил. Цилиндр покатился и свалился в пруд. Гоблин вытаращил заплывшие глазенки, а потом дико захохотал, завизжал, захрюкал, разбрызгивая слюни и обдавая Джайнси густым перегаром.
Брезгливо сморщившись, охотница довольно бесцеремонно отодвинула пьянчужку в сторону и отправилась было дальше, как вдруг ощутила руку на своей попе. Мелкий уродец дотянулся-таки и бесцеремонно облапал.
В принципе, Джайнси всегда нормально относилась к гоблинам, лишь, как и все орки, чуточку презирала их. У нее даже была давняя подруга — шаманка-гоблин по имени Литвина. Но сейчас этот карлан вызывал такое отвращение, что снизу живота, от желудка начала подниматься обжигающая волна ярости. Охотница тихо зарычала, обнажив клыки.
— Грабли убрал! – рявкнула она и добавила смачное орочье ругательство.
— О, какие мы недотроги, какие все пффрртс, — нагло улыбаясь, гундел мелкий. Он явно был в состоянии «море по колено». – А не желает ли мазелька орчишка прогуляться вон до тех кустиков, костьми постучать?
— Что?! Что ты сказал?! – Джайнси не поверила своим ушам.
— Пять золотых… Нет, десять золотых, за маленький минетик твоим очаровательным ротиком, шлюшечка. И еще десять, если проглотишь…
Это было уже слишком. Коротко размахнувшись орчика влепила хаму такую оплеуху, что тот свалился на землю и покатился в сторону пруда. Наверняка он присоединился бы к плавающему там цилиндру, если бы не зацепился золотой цепью за столбик. Все таки она была в два раза выше, раз в пять тяжелее и раз в десять сильнее похотливого уродца.
С трудом, качаясь, гоблин вставал на ноги. Вокруг них начала собираться толпа.
— Ах ты шлюха, курва мать, блядина ёбаная, пизда с ушами вонючая! Ты знаешь, сука, на кого ты руку подняла?!..
Далее события развивались стремительно.
Тихо зашипев, из колчана вышла черная стрела, коротко скрипнула натягиваемая тетива, и в переносицу дебошира уперся стальной зазубренный наконечник. Острый как бритва. На кончике мясистого зеленого носа набухла, подобно сопле, тяжелая капля крови…
— А ну, мразь, повтори, как ты меня назвал?
И вот тут-то в момент протрезвевший гоблин испытал такой страх, что переполненный выпитым элем мочевой пузырь не выдержал и опростал свое содержимое прямо в левую штанину. Через мгновение туда ушло и содержимое кишечника. Гоблин глядел в голубые глаза орчихи, парализованный ужасом. Потому что в этих глазах он отчетливо видел свою смерть. Лютую и жуткую. Окружающая их толпа затихла.
— Стоять! Опустить оружие! Что тут происходит?! — сквозь шум крови, бешено пульсирующей в висках, услышала охотница.
Тяжело дыша, она опустила натянутый лук и оглянулась. Перед ней стояли два стража Оргриммара, и вид их не предвещал ничего хорошего. Толпа зевак стремительно редела.
— Милсдарь страж, этот… — Джайнси рукой указала на гоблина в мокрых штанах. – Этот лапал, обзывал, такое предлагал… за деньги…
— А ты знаешь, что в столице Орды оружие обнажать дозволено только при отражении нападения Альянса?! Знаешь, какое тебя ждет наказание?!
Но, внезапно, положение спас несостоявшийся Казанова. Разявив пасть, скорчив рожу, как если бы съел лимон, утробно булькнув, он обдал стражей таким фонтаном рвоты, что те аж отскочили.
— Миль пардон… — икнул пьянчужка, а затем наподдал еще разок.
Забыв про Джайнси, стражники подхватили под руки орущего благим матом гоблина и потащили в околоток, а охотница юркнула в другую сторону. От греха подальше! Ибо она знала, какое ей грозило наказание. Тридцать ударов розгами. Публично. А это означало для нее лишь одно – смерть. Потому что пороть себя Джайнси не позволила бы. Никому и никогда!

лава 2. В которой мы узнаем кое-что о луках, а Джайнси в это время наводит красоту. А потом…

«Так. Зелья купила, суши купила… Не, ну каков все-таки мерзавец, чуть под розги не подвел». — Джайнси стояла перед аукционным домом Оргриммара и озабоченно сверяла свои покупки со списком, который держала в руке. — «Ага, не забыть еще поменять лук. Возьму-ка я «Длинный лук Испытаний» и постреляю по мишеням».
Она пользовалась этим оружием, полученным ею в качестве приза на арене испытаний, и раньше. Ее семидесяти пяти килограммовый по силе компаунд все-таки был тяжеловат для скоростной стрельбы, которую она сейчас практиковала, временно расставшись со своими питомцами.
Охотница вышла из банка, неся в руках устрашающего вида лук. Двухплечевой сверху для лучшей балансировки, одноплечевой снизу, лук был склеен из перемежающихся слоев благородной древесины (в данном случае из тиса), вываренных жил и китового уса. Плечи были обработаны искусным резчиком и являли собой стилизацию рогов дракона. Хват также украшал череп мелкого дракончика со вставленными в глазницы лазуритами. Лук был невероятно легкий. Хоть и не очень размашистый, он таил в своих композитных плечах страшный удар. Снабженный прикрепленной к очень точно изогнутым грифам шелково-конопляной тетивой, он при двадцати четырех дюймовом натяжении давал семьдесят килограммов силы. Правда, существовали луки, дававшие восемьдесят и даже девяносто, но Джайнси считала это перебором. Выпущенная из ее семидесятки стрела, могла покрыть расстояние в триста метров за три удара сердца, а на пятидесяти метрах пробивала любые тяжелые латные доспехи. Человека же, если он был в более легких доспехах, прошивала насквозь и улетала дальше. Охотница никогда не пользовалась прицелами, кликерами и плунжерами, но, естественно, лук был зачарован. Стрелы же она изготавливала только сама, крася их в черный, как сама Вечная Ночь, цвет.
Сейчас, стоя на почтенном расстоянии от манекена, охотница упражнялась в скорострельности, пытаясь держать в воздухе от пяти до семи стрел одновременно. Точность выстрелов сейчас ее особо не волновала. Потом замерла, контролируя дыхание, и медленно опустила лук. Она была довольна и собой, и своим оружием.
Оставалось лишь одно дело, которое требовало ее присутствия в Оргриммаре. Дело, о котором она лукаво сообщила брату Терцилию. Дело, которое она все время откладывала, которое волновало и пугало ее. Но, в то же время, забавило… Джайнси нужно было сходить в парикмахерскую и сделать красоту.
Суть в том, что третьего дня она случайно подслушала один разговор, не предназначавшийся для ее ушей, хотя как знать… Она возилась, сыпля проклятиями, около почтового ящика в Подгороде, силясь достать, не порвав, застрявшее там письмо. И тут услышала разговор. Говорили двое – гламурная, затянутая в блестящую кожу девица и высокий блондинистый длинноволосый паренек. Эльфы крови.
— Ты посмотри на это пугало лесное. Живут, как животные, грязные, вшивые, спят со своими питомцами в хлеву. Тьфу, охотники…
— Ой, и не говори, Атилюавиэль, — манерно растягивая слова, вторил девице паренек. – Никакого шика, никакого гламура. А смотри что на голове. Я и пол то определить не могу.
От стыда охотница была готова провалиться свозь землю. Она чувствовала, как краска заливает ей лицо, а уши, унизанные бронзовыми кольцами, начинают нещадно гореть.
— Я девушка! Слышишь, ты, педик гламурный! Разуй лупетки поширше! – резко обернувшись, выкрикнула орчиха. На ее глазах закипали слезы обиды.
Демонстративно зажав носы, парочка ретировалась, а Джайнси так и осталась стоять около ящика с обрывком письма в руке.
Да, она никогда особо не следила за своей внешность. Прирожденная охотница, дитя леса, плоть от его плоти, она всегда находила красоту в другом. Да и парнями она особенно не интересовалась. Пока… А сейчас стояла как оплеванная.
А слегка поработать над внешностью ей посоветовала ее подруга — красавица Лигра из крепости Камнерогов.
И вот теперь зажмурившись и резко выдохнув, Джайнси отправилась на второй ярус Оргриммара — в цирюльню.
То, что она увидела в зеркале спустя час мучений и пыток в кресле цирюльника, приятно удивило, но и немного напугало. Из зеркала на нее смотрела эффектная брюнетка с глуповато-растерянным выражением на лице. Иссини черные, вороного крыла, но прямые от природы волосы были вымыты и уложены в высокую пышную прическу, перехваченную шелковой лентой. Челка была острижена и завита таким образом, что миру явились густые подведенные тушью брови. Кстати, изрядно выщипанные. Фиалковые тени на веках эффектно подчеркивали небесную голубизну глаз и пышность ресниц. Картину дополняли нежно розовые румяна, перламутровая помада и озорная мушка на правой щеке. Ах да, клыки были тоже отбелены.
«Ух ты ж, ети твою мать. А я ничего себе бабенка»,- мелькнуло в голове.
Все еще пребывая в некотором ступоре от увиденного в зеркале, Джайнси отсчитала золото, поблагодарила улыбающегося цирюльника и вышла на улицу.
На улице сияло солнце, и дело было сделано, и настроение было прекрасное, несмотря на утренний инцидент с гоблином. Джайнси наклонилась к ампельному горшку с пурпурными петуньями и глубоко втянула носом аромат цветов…
Миг спустя Оргриммар огласили вопли, визг и плач дико скачущей и хватающейся за лицо охотницы…

лава 3. В которой Джайнси сначала горько плачет, грозя потопом Азероту, а потом знакомится с Девзегаром.

… а из красивого пурпурного соцветия петуний с низким жужжанием, вылетел огромный полосатый шершень и отправился дальше, по своим шершиным делам.
Второй раз за этот день Джайнси выступала в Оргриммаре с «бенефисом», сопровождающимся полным аншлагом. Вот и сейчас, вокруг жалобно скулящей и прячущей лицо в ладонях охотницы, собралась многочисленная толпа ордынцев. Кто-то выражал сочувствие, кто-то давал советы, кто-то просто глазел на жалкую фигуру орчихи, одетую в камуфляжные доспехи, и красивый лук за ее спиной. Но постепенно зрелище наскучило горожанам и гостям столицы, и толпа рассосалась.
Всхлипывая и утирая левой рукой слезы, в то время как правая держалась за раздувшуюся щеку со следом укуса аккурат пониже мушки, Джайнси затравленно огляделась.
— Темные Боги, какой позор… — охотница задержала взгляд на фигуре воина-орка, переминающейся с ноги на ногу в тени навеса цирюльни в конце переулка. – Этому-то что надо?
А потом, низко опустив голову и, время от времени вздрагивая и шипя от пульсирующей в щеке боли, побрела прочь. Она брела, не обращая внимания на истошно верещавший в поясной сумке гоблинский локатор «Спай», предупреждающий о приближении врагов из Альянса. Ей было все равно…
Через некоторое время ноги вынесли страдающую от боли и стыда охотницу к пруду рядом с аллеей Духов. На бережку сидел маленький орченок и ловил рыбу в довольно-таки грязных водах тролльского квартала. Увидев бредущую к нему Джайнси, орченок открыл рот, выронил удочку и кинулся прочь, аж пятки задымились. Испытывая нехорошее предчувствие, девушка опустилась на колени у воды и во второй раз за сегодня взглянула на свое отражение.
С левой половиной лица все было в порядке, не считая черных подтеков расплывшейся от слез туши, а вот с правой… Такая картина могла явиться, например, в бреду обкурившегося скверноплей шамана после первой встречи с поганищами Цитадели Ледяной Короны. Глаз заплыл и превратился в щелку, щека раздулась, губа оттопырилась, обнажив клык, ухо отвисло. Джайнси протяжно застонала, а из глаз ее с новой силой хлынули потоки слез, угрожая Азероту полным затоплением: «Ну почему я такая невезучая? Ну что за тютя? За что мне все это? Навела красоту, что б ее демоны сожрали… Куда я теперь такая пойду? Правы были эльфы – чудище и есть, сидела бы себе в лесу со зверьем»…
Упиваясь своим горем, девушка не заметила упавшую на нее тень, но почувствовав на своем плече тяжелую руку, вздрогнула и отстранилась. Шмыгнув распухшим носом и прикрыв правую половину лица ладонью, обернулась.
Перед ней стоял, закованный с головы до ног в тяжелую броню, орк с обоюдоострым топором в руке, тот самый воин, что наблюдал за ее «выступлением» в переулке. Лица его она не видела из-за рогатого шлема, но разглядела глаза, такие же, как у нее – голубые, цвета весеннего неба.
— Чё надо, посмеяться пришел? – угрюмо буркнула орчиха и показала воину язык. – Смейся тогда.
Она убрала руку, зло глядя на него, а он внимательно осмотрел щеку страдалицы.
— Ага, жало вышло. Это хорошо.
— Тебе надо сделать компресс, — орк принялся копаться в своей торбе. – Вот сребролист, магороза и земляной корень… Сейчас…
— Ты че, лепила?
— Кто? – не понял тот, растирая пахучие ингредиенты.
— Целитель, нахрен, лекарь…
— Аааа, нет, я — воин. Ну, просто умею кое-что.
Через некоторое время Джайнси сидела с замотанной щекой, испытывая блаженство. Боль ушла, и девушка с интересом (и некоторым кокетством) наблюдала за новым знакомцем, который готовил для нее целебный отвар. Орк снял шлем, и теперь она могла видеть его молодое зеленое лицо, две длинные черные косы, заплетенные в знак того, что их хозяин отправился на войну и щегольскую бородку. Здорово смотрелась и пара внушительных клыков. Что говорить, юноша был красив лицом и могуч телом.
— Кстати, прости, я не представился, – отвлекся от костра орк. — Меня зовут Девзегар из клана Северных волков.
— Джайнси из…. Из Черного ордена.
— Джайнси?! Джайнси, внучка Вармоша из клана Кровавой глазницы?! – от изумления Девзегар выронил поварешку. – Да мы же с тобой в детстве играли. Помнишь, в Туан’Кале? А я гляжу, лицо вроде знакомое. Как же ты изменилась…
— Ага, стала похожа на поганище Плети? Ну, спасибочко, орк… И я не из клана, я из Ордена.
— Прости… Я не то… Ты очень красивая, — забормотал пунцовый от смущения воин, забыв про кипящий на костре отвар. – Правда, очень… Я еще около цирюльни… Ну, залюбовался тобой… с первого взгляда, понимаешь?… Вот.
Окончательно смутившись, он запнулся и с мольбой заглянул в ее здоровый левый глаз.
— Красивая?! Да ты издеваешся, Девзегар?!!! Пошел прочь!!! – зашипела Джайнси и, растянув губы в полной горя гримасе, снова обрушила на несчастный Оргриммар водопады слез.
— Ох и дурень же я! Ох и дурень! Неотесанный пень. Джайнси, прошу тебя, не плач, — Девзегар опустился на колени перед девушкой, низко опустив голову. – И, пожалуйста, не прогоняй меня…

Глава 4. В которой Джайнси и Девзегар лучше узнают друг друга. А потом он назначает ей свидание у моря и два орка будят собак.

Все в этом бренном мире имеет свойство когда-то заканчиваться, вот и этот, полный драматических событий день, подходил к концу. Солнце заходило за шпили Оргриммара, на земле удлинялись тени. Тролли в своих башенках зажигали ритуальные огни, слышалось бормотание шаманов. На другом берегу озерца гоблины, матерно переругиваясь, сворачивали свою торговлю.
В сгущающихся сумерках темнели, сидящие рядом на мостках, две фигуры. Орка и орчихи. Рядом с ними лежали его боевой топор и ее боевой лук с колчаном, полным черных стрел. Они разговаривали.
Две судьбы, прибитые друг к другу бешеным прибоем кровавого океана войны, продолжающейся столетия… Девзегар и Джайнси… Воин и охотница… Бойцы Орды…
— Я есть хочу! – капризным голосом возвестила орчиха. – Ой, смотри, почти стемнело.
— Сейчас, было, по-моему, что-то… Ага, есть! – орк извлек из торбы изрядный шмат копченой ноги талбука, козий сыр и хлеб. Следом появилась бутыль эля. – Вот, угощайся.
— Кучеряво живем, йо-хо! – радостно воскликнула девушка и потерла руки.
Опухоль на лице охотницы спала, глаз открылся, но еще не полностью. Этот прищур придавал ее смазливой мордашке лукавое выражение. Она внимательно слушала удивительную историю, которую ей рассказывал Девзегар.
Действительно, они дружили в детстве, вместе играли в деревне Туан’Кале, даже снимали друг перед другом штанишки, спрятавшись в укромном закоулке. Дружили до тех пор, пока подросток-орчиха не сбежала воевать и чуть не погибла.
— А помнишь, дед Вармош застукал нас, а у тебя были спущены портки, а я смотрела? – смеялась Джайнси. – А он оттаскал нас за уши, помнишь?
— Между прочим, это ты первая предложила, — смущенно пробормотал Девзегар.
После того, как она сбежала и обрела временный приют у клыккаров, его отдали в обучение странствующему магу-травнику. Там он долгое время постигал искусство лечения травами. К магии же он оказался не пригоден. После сам странствовал по становищам орков, помогая Орде бороться с последствиями Черной чумы, Mori Negro.
— А два месяца назад я встретил вербовщиков и записался в ополчение против Пылающего Легиона. Понимаешь, сейчас воины нужнее, чем травники. А пришивать руки-ноги, как лекари, я не умею.
— Так ты… Ты топор первый месяц в руках держишь что ли? – в два резких вздоха Джайнси набрала полную грудь воздуха, а потом разразилась таким хохотом, что в отдалении залаяли собаки. – Ой, прости, пожалуйста.
— Счет один-один по извинениям, — буркнул орк. – Вот увидишь, я еще покрою славой свое имя! Я стану великим воином! Обо мне еще сложат песни!
— Ну, в этом я тебе, пожалуй, смогу помочь, — прищурилась на него охотница, вспомнила могучего закаленного в боях воина Черного ордена – брата Арсеналище. – Могу найти тебе учителя. Если он согласится…
Помолчали.
— Джайнси, — орк покосился на Звезду Хаоса на ее табарде. – Расскажи мне еще про твоих друзей, про Ваш орден?
— Во-первых, Черный орден не наш! – строго заметила орчиха. – Он нам не принадлежит. Это мы принадлежим ему. Ему и Темным Богам, которым поклялись служить, приближая Вечную Ночь. А во-вторых, долгая это будет история…
Луна медленно плыла по ночному небу иногда прячась за рваными тучами. Где-то очень далеко в гарнизонном стойле проснулась прозрачная кошка по имени Демолишер, Деми, как ласково звала ее охотница. Кошка посмотрела на луну, а затем перевела нежный взгляд на другую Луну, мирно посапывающую рядом с мамой. Замурлыкав, кошка свернулась клубком и загадала сон. В котором будет ее Хозяйка…
А в аллее Духов сидели двое… Орк и Орчиха… Девзегар и Джайнси… Воин и охотница… Бойцы Орды…
Орчиха рассказывала ему историю своего служения Темным Богам, коих есть Восемь, о Черном ордене «Хорде Маллеус», о Черном солнце, о Катехезисе Бесконечного Ужаса. Она рассказывала о Кровавом Боге, о Мертвом Боге, о Голодном Боге, о Деве Порока и Деве Убийств. О Эриосе Идеальном и Поглотителе Времени. О Шепчущем в Темноте – Владыке Безумия и Ужаса. Она рассказывала о снах, в которых Темные Боги являются к ней и делятся Откровениями (про сны с участием Девы Порока, заставляющие ее извиваться и стонать от сладкой истомы, истекая любовным соком, она умолчала). О Темных нечестивых ритуалах. О своем Пути.
Орчиха рассказывала орку о своих друзьях – боевых братьях и сестрах Черного ордена. О веселом брате Тойби, о могучем воине Арсеналище, о непревзойденном бойце Броже и кровавых ассасинах-разбойниках Мшэн и Хирик. О простодушном брате Маллборне и хохотушке Флеаске. О кровожадном Герштальме, сестре Иллидике и о многих, многих других.
— А знаешь, какой у нас Капеллан? Мудрый и справедливый! – Джайнси сверкнула глазами. – Брат Терцилий. Ты таких никогда не встречал!
— Не встречал…
— Ну что, страшно? – Орчиха оскалилась, обнажив клыки и шутейно зарычала. – Страшная я Темная охотница? Отвечай, воин, или тотчас умрешь! Арррр!
— Да, страшно… Страшно интересно! А вот ты совсем не страшная!
— Вот это поворот, — удивилась девушка. — А какая же я, коли не страшная?
— Красивая… и милая… Джайнси, ты мне очень нравишся, я…
— Э, парниша, забываемся…
— Джайнси?
— Аюшки?
— Знаешь какого цвета у тебя глаза?
— Хер ли не знать – синие. Потешный ты, однако.
— Нет, они у тебя цвета весеннего неба и весеннего моря.
— Между прочим, у тебя такие же.
— Джайнси, а давай съездим в Туан’Кале, к морю. Пока Война не началась, — орк опасался, что не сможет это произнести. Он собрался с духом и выпалил. – Я приглашаю тебя на свидание!
— А что такое свидание? – искренне удивилась девушка. – Я не знаю такого слова.
Второй раз за эту ночь окрестные собаки огласили округу лаем, причиной которого был дикий хохот. На этот раз хохотал Девзегар. Через мгновение в его раскатистый хохот вплелся звонкий смех Джайнси.

Глава 5. В которой Джайнси и Девзегар хорошо проводят время у клыкарров. А в конце смущенный орк произносит некие слова.

Три дня минуло как они гостили у старого вождя клыкарров Ко’Нани в деревне Калу’Ак на берегу Великого моря. Три счастливых дня они были вместе. Они много гуляли, болтая о всякой чепухе, бегали по линии прибоя наперегонки. Все чаще держались за руки, по вечерам обнявшись, смотрели на заходящее за море кроваво красное солнце. Один раз они даже целовались, по-настоящему. Правда, очень неумело, все время цепляясь друг за друга клыками, а она в первый раз позволила ему дотронуться до своей груди. Спали, правда, в разных чумах. Но на этом решительно настояла орчиха, вызвав недоумение старейшины:
— Моя не понимай, почему? Ты же ему нравишься, однако, — крутил круглой лысой головой Ко’Нани. – Вы должны быть вместе, моя так понимай!
— Понимай-не понимай, — блеснула тогда на него глазами охотница. – Так надо!
И долго еще старый морж вздыхал и фыркал, глядя вслед удаляющейся, с гордо вздернутым носом, Джайнси.
В этот день они навестили могилу старого Вармоша на погосте Туан’Кале, а теперь, взявшись за руки и загребая прохладный песок босыми ногами, брели по пустынному пляжу.
— Так, пришли, — останавливаясь и оглядываясь, произнесла Джайнси.
— А что это за место? – заинтересовался Девзегар.
— Сейчас увидишь… Смотри! Нет, не туда, на руку мою смотри.
Метрах в трехстах от берега, в месте, куда указывала охотница, он увидел стадо исполинских морских животных. Величественные звери плыли на запад, время от времени показывая спины и выпуская фонтаны брызг.
— Правда, красиво? Это – киты! Левиафаны!
— Да… Ух ты!
— А теперь мы будем купаться! – Джайнси весело оглядела Девзегара, стоящего перед ней в полотняных кальсонах и кожаном подлатнике. – Раздевайся, я хочу поглядеть на твои боевые шрамы.
— Как раздеваться? Зачем? Нет у меня шрамов… Пока, — смутился тот. – И купальные брюки я тоже не захватил…
— Вот уж проблема, так проблема, — фыркнула охотница, легонько шлепнув его по руке.
А потом, поколдовав с тесемками легкой, свободно развевающейся на ветру рубахи, скинула ее и принялась за ремень штанов.
Мысленно охнув, Девзегар быстро потупил взгляд, а когда поднял глаза, кровь бросилась ему в голову.
Перед ним, в чем мать родила, стояла абсолютно нагая девушка-орк и скалила в улыбке клыки. А потом грациозно, по-кошачьему, потянулась, качнув тяжело налитыми грудями, взвизгнула и помчалась к воде. Бедный орк почувствовал некое шевеление в области паха…
Она не была порочной развратницей, отнюдь нет. Она была девушкой, еще ни разу не бывшей с мужчиной (за исключением снов, дарованных ей Девой Порока). Просто никто и никогда не объяснял ей, что наготы и красоты собственного тела нужно стесняться. К тому, же она была бойцом. А на войне случается всякое. Бывает и ранят. И не факт, что вовремя окажется под рукой лекарь, профессионал. Чаще всего перевязку делали такие же бойцы, ее боевые братья и сестры, скрипя зубами, отирая пот со лба окровавленными руками и поминая такую-то мать… И молча глотали жгучие слезы бессильного гнева, когда живчик над ключицей переставал пульсировать жизнью… Поэтому Джайнси привыкла обнажать собственное тело. Одинаково свободно, как, к примеру, перед сестрой Аверил, жрицей-лекарем, так и перед братом Фелвингом, свирепым чернокнижником – отрекшимся. Кстати, они платили ей той же монетой. Ничего личного, идет война.
Джайнси плескалась, брызгалась и визжала, наслаждаясь водами Великого моря, а несчастный Девзегар мучился и изнывал на берегу.
— Эй, воинственный орк, залазь! Вода чудо как хороша! – скаля клыки и морща нос в широкой улыбке, подзуживала из воды охотница.
Она вышла из пены прибоя на берег, как «Ундина из моря выходящая», грациозно ступая длинными и стройными, мускулистыми ногами. Оливково-зеленая кожа, казалось бы, светилась под лучами света. Плавно покачивались тяжелые груди с сосками, торчащими набухшими темными столбиками. На черном треугольнике нежных завитков волос в низу живота жемчугом играли на солнце капельки воды…
Девзегар застонал, опустив глаза, а потом, схватил ее штаны и закрыл ими выпирающее здоровенной огрской дубинкой, стоящее колом свое мужское естество.
Что-то уронив на песок, девушка повернулась к нему спиной и нагнулась, явив миру совершенной формы попку. Несчастный юноша, которому судорогой свело мошонку, начал дрожать крупной дрожью.
Она подошла к нему вплотную и заглянула в глаза, доверительно коснувшись грудью и бедром. Потом приподнялась на цыпочки и чмокнула в губы:
— Ты приготовил мои портки, как мило.
Отступив от орка на шаг, Джайнси, иронично выгнув бровь, осмотрела его с ног до головы. Естественно, от ее взора не укрылись и оттопыренные штаны. Она знала, как мужчины визуально проявляют свое желание… большей частью по рассказам многоопытной красавицы-Лигры из крепости Камнерогов.
— Ого, голосуем за мир во всем мире своими причиндалами? А че не руками, а? – фыркнула охотница и тут же пожалела о своих словах.
— Дура, я же люблю тебя! – выкрикнул в отчаянии орк. – Слышишь меня? Люблю, ты что не видишь?! Дура…
А потом он резко развернулся и бросился прочь, разбрызгивая босыми пятками крепких ног песок и мелкие ракушки…
На пляже осталась стоять обнаженная и обескураженная девушка, держа в руке собственные штаны.

Глава 6. В которой Девзегар сначала дуется на Джайнси, а потом наступает ночь. Их Первая Ночь.

Весь оставшийся вечер он дулся на нее, смотрел букой исподлобья, избегал ее.
Поздно вечером, перед самым закатом, орчиха нашла его угрюмо колупавшим стенку чума старейшины. Из чума доносилась причудливая речь моржей. Ко’Нани что-то обсуждал с поселенцами. Тихонечко подкравшись сзади, она всем телом прижалась к нему и закрыла ладонями его глаза:
— Угадай, кто?
— Ты?..
— Эй, ну чего? – Джайнси с усилием развернула Девзегара к себе лицом и заглянула ему в глаза. Обеими руками она схватила его за косы. – Чего случилось-то? Че смотался?
— Да все нормально…. Эй, оторвешь! – он попытался отвернуться, но она крепко держала его за заплетенные волосы.
— Если ты, немедленно, вот прям сейчас, не прекратишь дуться, я… — растягивая слова, Джайнси мотнула головой в сторону своего чума. – Пойду туда, возьму свой лук и на твоей зеленой заднице начну отрабатывать выстрел «Укус виверны». И не успокоюсь, пока не превращу твою жопу в дикобраза. Понял?
— Так точно, Темнейшая охотница, — его губы тронула улыбка.
— Так-то лучше, парниша!
Час спустя она лежала на шкурах в своем чуме и широко распахнутыми глазами смотрела в темный потолок. Ее сердце бешено колотилось, сжимались и разжимались кулаки, тело лоснилось от пота. Ее возбужденное лоно горело огнем и было мокрым от обильно выступившего любовного сока. Ее груди набухли и немного болели, темные соски напряглись. Джайнси сгорала от желания. Каждой клеткой своего мозга и тела она желала близости с ним. С Девзегаром. Но она отчаянно трусила.
Не в силах больше бороться с пожирающим ее огнем страсти, она поднялась с постели…
— Эй, ты спишь? – замерла на пороге его чума девушка, вглядываясь в темноту.
— Не сплю…
— А то, что ты сказал там, на пляже, правда? — внезапно охрипшим голосом спросила ночная гостья.
— Да!
Она юркнула под его одеяло, дрожащим телом ощутив, как напряглись все его мышцы.
— Я тоже тебя… Люблю.. — шепнула орчиха, обнимая его за шею. – Милый, сделай это… Только прошу тебя, будь нежен… Ты у меня первый.
Когда глухо рыча, обнажив клыки, он сильно и мощно вошел в нее, она вскрикнула от внезапной вспышки боли. Но когда вошла в ритм его движений, боль ушла, уступив место горячим нарастающим волнам наслаждения. Мир вокруг них замер, свернувшись в две точки в их глазах, смотрящих друг на друга. Остановилось время, подвластное лишь двум вещам – Бронзовым драконам и Любви. Остановило свое движение ночное светило, перестали мерцать звезды. И лишь Темные Боги, все Восемь, одобрительно кивая и переговариваясь на недоступном смертным языке, смотрели из неведанных глубин Тьмы и Хаоса на свою адепту, входящую во взрослую жизнь.
А потом они закончили. Одновременно. Он – напрягшись всем телом и громко рыча, а она – извиваясь под ним и крича от сладкой боли… А потом все повторилось. А потом еще и еще …
Утром маленькая моржишка, случайно заглянувшая в их чум, увидела странную картину. На ложе, широко раздвинув ноги и запрокинув голову, сидел молодой орк, а на полу на коленях перед ним стояла молоденькая орчиха. Ее голова ритмично двигалась вверх-вниз. Да, у Девы Порока была очень прилежная ученица…
Прыснув в кулачек, моржишка убежала, а любовники, поглощенные друг другом даже не заметили ее вторжения.

Глава 7. Коротенькая такая глава.

Так уж случилось, что в эту теплую августовскую ночь мало кто из жителей деревни Калу’Ак на берегу Великого моря смог уснуть, слушая стоны и крики, раздававшиеся из гостевого чума. Те моржи, что помоложе, игриво поглядывали на своих подруг и заключали их в объятия. Скоро пол деревни охала, ахала и стонала. Старики же, слушая Великую Песнь Любви, лишь посмеивались в усы, нежно глядя на своих улыбающихся моржих. Добрый народец не находил ничего зазорного в физической любви, наоборот, всячески поощрял на нее плодовитую молодежь. Это был их единственный способ выжить на суровом Нордсколе. Такова была традиция!
А наши молодые любовники смогли оторваться друг от друга лишь к полудню. И то из-за того, что Джайнси после очередного оргазма просто на просто потеряла сознание от истощения. А Девзегар был бы не прочь и еще…
Прощальный обед собрал много народа. На почетном месте сидел старейшина Ко’Нани и украдкой взирал на шкодные рожи орка и орчихи. Те бледные, осунувшиеся, с ввалившимися глазами и распухшими губами, но такие счастливые, сидели рядом и старались не смотреть друг на друга. Но когда их глаза встречались, в большом чуме начинало потрескивать электричество. Когда же Девзегар повернулся, морж заметил на его зеленой мускулистой спине ряд глубоких свежих царапин, полученных в любовном сражении.
«Эх, молодец, девка», — улыбнулся про себя Ко’Нани. – «Вот ты и выросла, дочка».
А когда они уже седлали скакунов, старейшина отвел Джайнси в сторону.
— Дочка. У тебя Черное сердце и ты служишь Темным богам. Но твое сердце сумело полюбить, а он – очень хороший парень. Так вот. Вечная Ночь — это твой Путь. Не тащи его на сторону Тьмы. Он сам пойдет за тобой, если захочет. Обещаешь?
— Обещаю, отец, — Джайнси нежно поцеловала моржа в колючие усы и запрыгнула в седло. – Обещаю!
Когда они отъехали, Девзегар, покачиваясь в седле верхового гарна, спросил:
— Любимая, а ты познакомишь меня с твоими друзьями? Из Хорде Маллеус.
— Ты этого хочешь, любимый?
— Очень!
— Тогда догоняй! – звонко засмеялась девушка и взвилась верхом на рубиновой пантере высоко в синее, как их глаза, небо.

Глава 8. Эпилог.

В кресле, покрытом тяжелыми теплыми шкурами, сидела древняя морщинистая старуха. Некогда черные, а теперь белые как снег, но все еще густые, волосы были уложены в пышную прическу и перехвачены шелковой лентой. Выцветшие за много зим глаза, когда-то небесно голубые, невидяще смотрели в одну точку – на жаркий огонь камина. На левом подлокотнике покоилась узловатая морщинистая рука со скрюченными подагрой пальцами. Правый рукав был пуст по локоть – память об искусных палачах тюрьмы Штормграда. Настолько искусных, что лекарям Черного ордена тогда так и не удалось спасти ее руку.
За спиной старухи висел большой портрет орка в тяжелых латных доспехах. Суровый воин, изображенный на полотне, голову которого украшали две черные, обильно припорошенные сединой косы – знак войны, смотрел вдаль. Его лицо пересекал старый шрам, с табарда смотрела восьмиконечная Звезда Хаоса, а руки покоились на рукояти обоюдоострого боевого топора. Под портретом, на полке стоял горшок с пурпурными петуньями…
Перед невидящими глазами старой орчихи чередой проплывали тени прошлого. Одни, задержавшись, приветливо махали руками, другие почтенно отдавали честь, третьи грозили кулаками в бессильной злобе. Последнее время Темные Боги частенько являли ей видения ее давно ушедших и оплаканных друзей. И врагов.
От мыслей ее отвлек нарастающий шум. С криком и визгом в комнату ворвались два сорванца, ее правнуки. Близнецы. Всего у нее было шесть детей, одиннадцать внуков и девятнадцать правнуков. Эти были младшими. Орченок держал в руке деревянный меч, а орчишка с черными торчащими косичками – самодельный лук из ольховой веточки.
— Бабушка Джайнси, бабушка Джайнси, — наперебой загалдели близнецы. – Мама вечерять зовет. Говорит, стол уже накрыт.
— Иду, мои хорошие, иду, — старуха тяжело поднялась с кресла. – Вы бегите пока…
Проводив малышню глазами, она двинулась к двери, на мгновенье задержавшись перед портретом.
— Не скучай, любимый. Я скоро приду к тебе, я чувствую. И тогда Вечная Ночь вновь соединит нас… Теперь уже навек!

Конец.

(с) Джайнси