Джайнси шла молча. Она пыталась было разговорить своих спутников, ей хотелось думать, что брат Хирик и сестра Мшэн все же спутники, а не конвоиры, но те были весьма немногословны. Зачем ждал ее капеллан? Что уготовано ей? Куда они идут? Охотница не знала. Демолишер был напряжен, шерсть его то и дело дыбилась, он изредка поворачивал голову и смотрел на хозяйку. Девушка-орк замечала тревогу своего верного друга, ей и самой было тревожно, чего уж говорить. В конце концов она ушла не из отряда весельчаков и балагуров, наемников и простых сорвиголов. То, к чем прикоснулась она, будучи в черном ордене, то знание, которое приоткрылось ей, было вещью, с которой шутить нельзя.

Джунгли Тернистой Долины были не чета диким и смертоносным зарослям Дренора, однако трое путников шли не по наезженным дорогам и случиться могло всякое. Хирик, долговязый жилистый тролль шел впереди, шел бесшумно, то и дело пропадая в густых зарослях. Позади, не менее бесшумно, ступала Мшэн. Джайнси порой казалось, что отрекшаяся отстала или вовсе ушла. Она быстро оборачивалась и всякий раз натыкалась на холодный взгляд мертвых глаз. Странная она была, эта Мшэн. Джайнси помнила ее. Мшэн была в ордене задолго до ее прихода туда. Молчаливая, мрачная, казалось, общалась она только с капелланом… или скорее только он понимал ее. Поговаривают, что некогда она была вполне обычной эльфийкой крови, надменной, заносчивой и что своей смертью и перерождением обязана вовсе не валькирам Сильваны… Что случилось с ней? Что произошло и какой она была до прихода в черный орден? Джайнси подумала, а действительно ли хотела она знать это. Пожалуй, что нет.

Они шли в гору, заросли лиан становились гуще, то и дело по дороге попадались старые, замшелые полуразвалившиеся статуи древней империи троллей. Она все поняла за пару минут до того, как трое вошли в молчаливый и пустой Зуль’Гуруб, сердце древней империи Гурубаши, который стал одним из пристанищ черного ордена. Древние зиккураты и пирамиды, поросшие мхом и лозой, молчаливо тянулись к небу своими вершинами. Безмолвными соглядатаями стояли статуи и монументы, изображавшие змей. Мрачными и холодными глыбами стояли менгиры с обезображенными временем лицами. Лучи закатного солнца терялись в переплетениях тысячелетних древ. Джайнси видела, как напрягся Хирик и шмыгнул в сторону, чтобы окончательно стать незаметным. Охотница видела очертания все также идущего впереди нее тролля, он никуда не делся, лишь стал незаметным для окружающих. Джайнси обернулась. Позади никого не было. Она была уверена, что Мшэн рядом, но в тенях огромных крон и тусклом закатном свете не увидела ничего. Она встала, Хирика теперь тоже не было видно.

— Иди по дороге вперед, Джайнси. – раздался голос тролля. Охотница несколько напряглась, она помнила храмовый комплекс главной пирамиды Зуль’Гуруба, черный орден уже вершил здесь один ритуал, на котором она присутствовала. В душе ее рвались сомнения, что вот если сейчас бросить сигнальную ловушку, отпрыгнуть, метнуть сети в ассасинов и рвануть назад, вместе с верным Демолишером, бежать без оглядки, прочь, прочь, прочь… Сомнения бороло растущее в ней нечто. Темная уверенность в том, что тот путь, на который она встала есть тот самый единственно верный. Нечто темное в ее душе заставляло поверить в себя, внушало поистине демоническую уверенность в истинности единожды выбранного Пути. Джайнси вздохнула. В конце концов не из-за сомнений ли она покинула орден? Пришло время положить конец этому. Она была готова на все. Хватит. Есть только один Путь. Все остальное – ничто.
Джайнси повернулась лицом к высоко поднимающейся лестнице главной пирамиды. Десятки штандартов с восьмиконечной звездой Хаоса по обеим сторонам от ступеней колыхались на ветру, зловеще хлопая черными крыльями ткани. Восьмиконечная звезда Хаоса трепетала, шевелилась, точно живая. Заворожённая, Джайнси сделала первый шаг. Путь наверх. Демолишер прижался к ногам охотницы.
— Пойдем, мой верный друг. Скоро я буду… дома.
По телу растекалась сила и уверенность. Сомнения в миг покинули охотницу. Она хищно улыбнулась, энергично поднимаясь по ступеням древнего зиккурата, огромной пирамиды троллей. Там, на самом верху горели колдовским зеленым огнем костры, стояли штандарты и пред темной, несколько ссутуленной фигурой, преклонив колена стояли двое: эльфийка крови-охотница, за спиной которой была зачарованная винтовка и широкоплечий рубака-орк, обвешанный оружием с ног до головы. Жрец читал литанию над преклонившими колена и Джайнси могла поклясться, что видела, как над головами коленопреклоненных орка и эльфийки вращаются едва заметные иссиня-черные нимбы, сотканные из самой тьмы.

Джайнси встала рядом с братьями и сестрами ордена и смотрела. По велению Терцилия к алтарю подвели двух женщин, абсолютно раздетых. Она смотрела, не отворачиваясь. Во рту почувствовала металлический привкус крови. Едва сдержалась, чтобы не застонать, от желания отведать крови, от безумного голода душ. Да… Он вернулся. Дар Нордаллона, великий голод. Охотница смотрела, не желая упустить ничего.

Женщины кричали, обливались слезами, вопили, точно дикие звери, попавшие в капкан. А еще через мгновения они уже лежали с огромными рваными ранами на груди. Кровь вырывалась толчками и заливала каменный пол пирамиды. Орк и эльфийка, с окровавленными руками, ели сердца жертв. Джайнси почувствовала, как жажда крови перехватывает дыхание, душит.
— Отныне вы – катафракты черного ордена! Несите Тьму и ведите за собой братьев и сестер! Вечная Ночь! – прогремел холодный и зловещий голос Терцилия. Ему вторили десятки братьев и сестер.
– Их души – теперь ваши! – продолжал Терцилий — Утолите же голод, что терзает вашу плоть!
В мгновение ока фигура орка и эльфики окутались непроницаемой тьмой, а из окровавленных тел жертв, прямиком к ним устремились серебристые, мечущиеся и подрагивающие призрачные ленты поглощаемых душ.
— Братья и сестры черного ордена Хорде Маллеус! – вновь раздавался неприятный зловещий голос жреца – отрекшегося. — Сегодня к нам вернулась та, что поддалась сомнениям.
Джайнси похолодела, когда Терцилий уставился на нее. Жрец кивнул и она сделала шаг. Взгляды братьев и сестер были направлены на нее. Под ногами у охотницы растекались алые лужи еще горячей крови, ее запах кружил голову.
— Ты долго скиталась, сестра. Ты думала, что с Пути, который избрала ты, и который избрал тебя, можно свернуть? Владыки Тьмы дали мне знак, они открыли мне будущее и потому я не приказал ассасинам ордена принести твое сердце к алтарю. Ибо ты – одна из нас, Джайнси. – охотница почувствовала как запах крови пьянит ее.
— Узрите же все, что у вступивших на Путь Тьмы есть лишь один выход – пройти его до конца. Охотница Джайнси, готова ли ты навсегда убить в себе сомнения? Готова ли ты продолжить идти по Пути, с которого тебе уже не свернуть. Готова ли ты кровью, своей и чужой, славить Темных Богов, наших Владык и повелителей Черного Солнца?! Готова ли ты принести в этот мир Вечную Ночь?
Братья и сестры затянули Литанию Крови. Их голоса смешались в сознании молодой охотницы. То, что происходило с ней трудно описать словами. Она посмотрела на Демолишера, который, казалось, тоже обрел уверенность и был спокоен. В умных глазах зверя охотница увидела, что он знает даже больше, чем она сама. Знает и ждет от хозяйки смелого шага.
— Я готова, капеллан… — проговорила охотница
— Тогда… я познакомлю тебя со Вселенной Смерти. – последнюю фразу жрец проговорил со зловещей ухмылкой и в этот же самый миг Джайнси почувствовала как два клинка с двух сторон вонзаются в нее: под легкое вошел изогнутый кинжал Хирика, в печень вонзился и быстро вышел окутанный живой тьмой клинок Мшэн.
— Го… то… ва… повторила Джайнси, оседая на колени и заваливаясь на бок. На красивых губах девушки надулся и лопнул кровавый пузырь. Она уже не видела, как Демолишер, вместо того, чтобы броситься на убийц лизнул ее, слизывая ручеек крови с краешка рта. Она уже не видела, как облако непроницаемой тьмы опускается на нее. Не видела охотница и того, как Терцилий, капеллан ордена, читая нечестивые литании на неведомых языках, медленно подошел к телу и простер над ним руки.

То, что было дальше, ужаснуло многих адептов, кто вступил в ряды ордена не столь давно. Над Джайнси на короткий миг открылась… сама бездна. Черные лучи, сотни полупрозрачных темных вихрей щупальцами потянулись к телу охотницы, вошли в нее, подняли над землей. Кровь текла из ран, смешиваясь с кровью жертв на каменном полу. На мгновение сотни свирепых тварей с тысячью пастей мелькнули в воронке, потянулись к телу, но громкий властный окрик Терцилия на неизвестном языке заставил их вновь убраться в Первозданную Тьму. А еще через мгновение в черный вихрь затянуло душу охотницы – белый комочек, увитый черными туманными лентами, с черной точкой в самой сердцевине. Вихри втянули ее в воронку и спустя несколько мгновений вернули обратно. Вот только белого больше не было. Комок походил на черно-багровую, шевелящуюся звезду, на какое-то полупрозрачное невероятно отвратительное нечто из далеких миров. Эта черно-багровая нова приблизилась к телу охотницы и вошла в открытый окровавленный рот. И в тот же миг тело Джайнси выгнулось под невероятным углом, казалось еще секунда и вершину пирамиды огласит треск ломающегося пополам позвоночника. Глаза охотницы открылись, она с шумом выдохнула и закашлялась кровью. Раны затянулись, на их месте остались лишь черные, рассеивающиеся пятна. Охотница была бледна и слаба. Обняла за шею верного Демолишера, тот лизнул ее в щеку. Джайнси поднялась, пошатываясь. Не было больше ничего. Ни слабости духа, ни сомнений, ни водоворота терзающих мыслей и раздумий. Лишь на считанные секунды коснувшись Тьмы, душа и тело Джайнси приняли очищение, темное причастие. Ей стало смешно, когда она вспомнила о сомнениях, некогда терзавших ее, о крамольных помыслах. Братья и сестры черного ордена молчали. Хлопали зловещие знамена со звездой Хаоса. Она была все той же охотницей Джайнси, девушкой-орком, но теперь полностью очистилась от сомнений и душевных терзаний.

— Ты голодна, сестра. Некогда ты ужаснулась расправой над молодым паладином. Но это осталось там, за чертой. Утоли же голод, прямо сейчас.

Жестом капеллан велел вывести сокрытого дотоле от взгляда глаз братьев и сестер закованного в цепи юношу. Совсем юный, безусый юнец с печатью ордена паладинов, висящей на груди, он являл собой неприятное зрелище. Губы его дрожали, по щекам текли слезы, он обмочился, о чем свидетельствовало растекающееся пятно на подштанниках. Юнец дрожал всем телом, пытался что-то сказать не слушающимися его губами и языком, но получалось нечто, больше походящее на блеяние. Он посмотрел прямо в глаза охотнице, напротив которой его поставили. Подался вперед, в глазах читался ужас, граничащий с безумием, и мольба. В руку Джайнси лег ритуальный нож, с рукоятью в виде какой-то неописуемо ужасной твари. Медленно, не отводя взгляда от карих, заплаканных глаз паренька, охотница подняла жертвенное оружие. На черном клинке, на бритвенно заточенном лезвии алым блеснули последние лучи заходящего солнца. Растянув губы в кровожадной ухмылке, Джайнси приблизилась к лицу дрожащего, как осиновый лист, юноши. От него пахло страхом. Нет. Не страхом. Ужасом. А еще она чувствовала, как пульсировала в нем жизнь, жизнь, которая теперь принадлежала ей. Быстрый росчерк ритуального кинжала. Глаза юнца расширились, он забулькал кровью, вывалил язык, зашатался, но крепкая рука орчихи схватила его за волосы на затылке, удерживая на ногах. А губами охотница приникла к огромной ране на горле, из которой толчками вырывалась алая кровь. С каждым глотком горячей крови, с каждым глотком молодой жизни Джайнси чувствовала, как к ней возвращаются силы. Опьяненная, она не в силах была оторваться от кровавой раны. Чувства переполняли ее, она наконец отпустила юнца и тот мешком повалился на окровавленный пол пирамиды.
— С возвращением, сестра. – тихо проговорил капеллан. – Вечная Ночь!
«Вечная Ночь!» грянуло отовсюду.

Черными крыльями хлопали жуткие штандарты с восьмиконечной звездой Хаоса. Грифы и стервятники долго еще боялись подлететь к безжизненным телам. Что-то зловещее пугало их, срабатывал инстинкт самосохранения. Решились они только утром, с первыми лучами восходящего над пирамидами Зуль’Гуруба солнца, но на черные штандарты садиться так и не решились. Нечто злое было в них и птицы чуяли это…

(с) WARG